Сергей Рощин: «Нынешние участники школы знают о тех вещах, о которых не слышали их коллеги 10 лет назад»
- Вкладка 1
Когда и как возникла идея школы по экономике труда? Почему именно такая тема?
Первую школу мы провели в 2007 году, этим летом школа проходит в десятый раз — круглое число и, в общем, некоторый этап. Уже можно сказать, что это долгий проект в сфере образования. А придумано все было году в 2006-м. Это один из проектов, с которым я пришел в Высшую школу экономики. Тогда создалась кафедра экономики труда и народонаселения, и в сообществе коллег была идея школы по Labour Economics. Я все время о ней думал. Почему именно школа? Во-первых, это устоявшийся формат, который существует в академической среде и используется университетами и исследовательскими организациями. Во-вторых, это формат достаточно свободный для того, чтобы делиться знаниями с теми, кто хочет получить что-то помимо обязательного академического курса. И этот формат очень гибкий.
Плюс ко всему, проблема в том, что круг людей, которые занимаются Labour Economics – исследованиями рынка труда, экономикой труда, – в России в 1990-е годы, да и в середине 2000-х был чрезвычайно мал. Сейчас уже есть какое-то количество студентов, аспирантов, молодых коллег. Но все равно, если мы посмотрим на то, как в российских университетах читается экономика труда, — то это, как правило, не Labour Economics, а более традиционное отечественное понимание предмета, близкое к управлению персоналом (human resources management) — организации труда. Можно назвать буквально 3-4 университета, где читается Labour Economics. Поэтому важной задачей мы видели предоставление методологии различным исследователям. Из всего этого родилась школа.
Школа изначально была рассчитана на внешних слушателей из региональных вузов?
Да. Более того, первая школа была гораздо больше учебной: по сути дела, мы прочитали за шесть дней мини-курс по Labour Economics. Слушателями в первую очередь были преподаватели региональных вузов — тогда не было ни аспирантов, ни даже исследователей. Таким был первый опыт. Со второй школы модель начала меняться: мы стали гораздо больше выстраивать диалог со слушателями для того, чтобы они могли представить и обсудить свои исследовательские проекты. Вся команда, которая делает школу, убеждена: главное — это исследования. И хорошего преподавания тоже не может быть без исследований. Поэтому когда мы обсуждаем методологию исследований, ее невозможно просто передать, — ее надо пропускать, что называется, через себя, через свои пальцы, свою голову, свой собственный проект. Тогда она становится понятной. И сначала, что очень важно, действительно на школе были коллеги из регионов, и была дискриминация Москвы. Принципиально.
А сейчас?
Сейчас нет. Постепенно, по мере развития школы, мы шли по модели снятия всех ограничений. В какой-то момент стало понятно, что это могут быть не обязательно преподаватели, но и исследователи, потом – что еще и молодые коллеги-аспиранты, и студенты. Важно, чтобы они были готовы это воспринять, чтобы у них были какие-то исследовательские заделы. Конкурс в школу происходит через представление уже завершенных или текущих исследовательских проектов. И были сняты всякие ограничения на территориальность. Сейчас их нет — просто отбираем по заявкам.
А как менялось само содержание школы? В чем особенность этого года?
В целом модель устоялась. Хотя мы пробовали разные варианты. Первая половина дня — лекции и мастер-классы ведущих специалистов по Labour Economics и исследователей российского рынка труда. Вторая половина дня — презентация проектов и их разбор самими участниками и экспертами. Как правило, каждый год мы выбираем для школы некоторое общее название. Это не значит, что все лекции и мастер-классы обязательно в него вписываются, или что проекты участников могут быть посвящены только этой теме. Понятно, что тематика всегда достаточно гибкая, чтобы можно было обсуждать разные проблемы, связанные с рынком труда или с близкими исследовательскими проблемами на стыке экономики образования, экономики здоровья, социальной политики, промышленной политики и т.д. В этом году у нас общая тема — неравенство на рынке труда. Но это настолько универсальная тема — о чем ни начнешь говорить, все будет так или иначе связано с неравенством: как оно генерируется; каковы его последствия, связаны они с политикой или с поведением агентов, предприятий, людей; связано ли это с зарплатой или занятостью, с безработицей или мобильностью. Были разные темы.
Есть слушатели, приезжающие больше одного раза на летнюю школу, или это имеет смысл только как однократное обучение?
Мы выработали некоторый кодекс школы в этом отношении. Слушатели приглашаются повторно, но все равно они должны пройти отбор через представление проекта. И есть правило, что больше трех раз участвовать нельзя. Мы считаем, что если за три раза участия в школе мы смогли чему-то научить, а коллеги смогли чему-то научиться, то дальше уже надо сотрудничать друг с другом как партнеры-исследователи, а не в формате школы. Иногда такие связи складываются.
Какие из исследовательских тем ребят кажутся в этом году наиболее интересными?
У нас достаточно традиционный в хорошем смысле этого слова круг тем. Это разные вопросы, связанные с формированием заработной платы, с мобильностью людей на предприятии, со спросом на труд. Общая тенденция, которую мы стараемся приветствовать, — чтобы проекты в большей степени основывались на анализе микроданных. И в этот раз действительно стало меньше проектов, которые пытаются посмотреть на ситуацию с точки зрения макро (регионально или более широко). И меньше проектов о связи образования и рынка труда. Я помню, лет пять назад, когда мы получали и отбирали заявки, было массовое поветрие, связанное с попытками выстроить проекты, которые обосновывают спрос на образование: спрогнозировать будущий спрос на рынке труда, а под это построить образование. Мы несколько лет комментировали такие проекты, показывая их неосуществимость и методологическую уязвимость. Сейчас стали представлять более разнообразные заявки. С Фондом Егора Гайдара мы сотрудничаем, проводя эту школу совместно, уже второй год. И в этом году на школу был самый большой конкурс –110 заявок, это очень хороший показатель.
А общая экономическая грамотность как-то повышается? Уровень понимания теории, подходов?
Скорее, да. Когда приезжают студенты из региональных университетов, нельзя сказать, что у них всегда очень глубокое образование, но теперь они по крайней мере знают о тех вещах, о которых не слышали участники школы десять лет назад. И в экономической теории, и — что намного более важно — в эмпирических исследованиях. Ведь теорию передать легче, гораздо важнее понимать, для чего она с точки зрения эмпирических исследований, тестирования гипотез про окружающую действительность и т.д.
Вы как-то вы отслеживаете, что дальше происходит с участниками? Какие появляются результаты из их исследований?
Мы не отслеживаем каждого, кто прошел школу. Тем более что траектории очень разные. Но я могу сказать, что единичные контакты сохраняются, коллеги проявляют интерес, ведут исследования, приезжают на конференции. Некоторые из них делали и делают доклады на Апрельской конференции НИУ ВШЭ, что очень неплохой показатель – ведь они прошли туда отбор. Есть и другое продолжение. На нынешнюю школу приехали во многом ученики тех, кто учился у нас 8-10 лет назад. Тогда в большей степени были преподаватели, исследователи, а сейчас приезжают студенты тех, кто тогда были преподавателями, а за это время защитил кандидатские, докторские. Поэтому есть некоторая передача эстафетной палочки. И с точки зрения распространения знаний — современной методологии экономических исследований — мы видим, что эта передача успешно происходит.
Беседовал Борис Грозовский